«Может быть, это и не рай, но что-то очень похожее», – часто мысленно повторял он. Никто его не беспокоил. Людей, решающих мировые проблемы, не интересовал какой-то там докторишка. У него был свой остров.

Но всему приходит конец.

5

Как-то в жаркий июльский денек Пантелеев (в самый зной он предпочитал спать в шалаше на винограднике) был разбужен непривычными звуками. Он прислушался. Звякала явно плохо подогнанная солдатская амуниция. «По мою душу пришли», – сразу же понял бывалый военврач.

– Есть здесь кто-нибудь живой? – услышал он приятный тенорок.

Василий вылез из шалаша.

Возле его хижины стояли два солдата и офицер с погонами штабс-капитана – господин средних лет в пенсне и с аккуратнейшим пробором на прилизанной головке.

– Что вам угодно? – поинтересовался Пантелеев.

Офицер с некоторым удивлением оглядел фигуру хозяина виноградника, облаченную в холщовые штаны и домотканую рубаху. Взгляд его остановился на заросшей голове и всклокоченной бороде Пантелеева. Он недоуменно поморщился, достал из кармана кителя бумажку и близоруко глянул в нее.

– Имею честь видеть перед собой Василия Львовича Пантелеева? – с сомнением спросил он.

– Имеете.

Офицер изумленно посмотрел на хозяина и в негодовании затряс головой, отчего пенсне соскочило с его носа и повисло на шнурке.

– Как же так?! – воскликнул он. – В то время как доблестная Добровольческая армия сражается с полчищами красной сволочи, некоторые господа, вообразившие себя, видите ли, робинзонами, прохлаждаются в кущах.

Пантелеева насмешило слово «кущи», и он улыбнулся.

– Вы еще и смеетесь! – офицер явно еще больше вышел из себя. – Боевой офицер, кавалер орденов, врач, в конце концов, и – дезертир. Вы нарушили присягу!

– Я не нарушал присяги, – спокойно ответил Пантелеев. – Царя, как известно, скинули, а присягу я давал именно ему. Поэтому увольте.

– Нет уж, увольте вы! – закричал штабс-капитан. – Государь император действительно отрекся от престола, но Добровольческая армия, которую возглавляет Антон Иванович Деникин, – правопреемник императорской и никто вас от присяги не освобождал. И не надо разводить ненужных дискуссий. И так уж додискутировали господа Родзянки и Милюковы. Хватит! Извольте привести себя в человеческий вид и немедленно явиться на сборный пункт: вы мобилизованы. А если вы забыли цену присяги и офицерской чести, то существует военно-полевой суд! И не вздумайте откалывать коленца, с контрразведкой шутки плохи. Военных врачей катастрофически не хватает, а он тут, видите ли, виноград выращивает. Еще один Жан-Жак Руссо выискался! Если завтра к восьми утра вас не будет на мобилизационном пункте, пеняйте на себя. Дорогу сюда вы знаете? – обернулся он к солдатам.

Те, до сих пор переминавшиеся с ноги на ногу и глазевшие по сторонам, в один голос рявкнули:

– Так точно!

И началась для Пантелеева гражданская война.

Без госпиталей, как известно, не бывает ни одной войны, поэтому работы у него хватало. Однако если на австрийском фронте он руководствовался сначала самоотверженностью и патриотизмом, потом чувством долга, то теперь им двигал один лишь инстинкт самосохранения. Василий очень хотел выжить. Ни кровь, ни страдания окружающих его уже почти не волновали. «Выжить, главное выжить», – повторял он себе.

Практически все время он оставался на передовой. Попал в плен под Касторной и тут же очутился в противоположном лагере – в красноармейском госпитале. «Или будешь пользовать наших, или в расход» – так сказал ему большевистский комиссар. В тот момент все было просто: не с нами, значит, чужой, а коли чужой – становись к стенке. По правде говоря, Пантелеев и сам не знал, с кем он. Поэтому у красных продержался недолго. Вскорости оказался у махновцев, потом сбежал и оттуда.

О его похождениях в Гражданскую войну можно было бы написать отдельный роман. Пережив массу головокружительных приключений, он в начале 1922 года оказался в Петрограде. Без связей, без средств к существованию, оборванный, голодный, он бродил по знакомым улицам и мучительно размышлял, что же делать дальше. Именно мучительно, потому что страшно хотелось есть.

А в университете, куда он явился на второй день своего пребывания в Петрограде, его никто не помнил. Большинство профессоров и преподавателей бесследно сгинули, а пересидевшие лихолетье старались никого не узнавать. На бирже труда от него отмахнулись, поскольку не было никаких документов. И он бесцельно бродил вдоль каналов, посматривал на свинцовые воды Невы и подумывал о самоубийстве. Помог случай. Василий неожиданно встретил своего однополчанина. В свое время удачной операцией спас ему ногу. Тот узнал его, обрадовался, чуть ли не кинулся целовать. Стал расспрашивать его, как и что. Услышав, что Пантелеев помирает с голоду, отвел в ближайшую харчевню, накормил… Участливо заглядывая в глаза, поинтересовался, что думает делать дальше. Когда услышал, что документы отсутствуют, посерьезнел, нахмурился.

– Да, скверно. Сейчас, ты знаешь… – не договорил, закурил, задумался. – Впрочем, есть выход. Я служу заведующим санпропускником. Могу взять к себе медбратом. Паек хороший. Насчет жилья? Можешь жить пока при больнице. Места хватит. Работа, сам понимаешь, грязная. Но выбирать тебе не из чего. Так что соглашайся. А что касается документов – твоя проблема.

И все наладилось, если не в один день, то значительно быстрее, чем он ожидал. Сначала удалось восстановить диплом, потом он явился в милицию, чистосердечно рассказал о себе все или почти все. В результате он получил временное удостоверение личности.

Ненавистный санпропускник оставлен, и наш герой оказался в одной из больниц Петрограда на должности штатного хирурга. Следом удалось отхлопотать комнату в огромной коммунальной квартире. А через год Василий Пантелеев женился. Избранницей его оказалась девица Анна Бирс, происходившая из дворян Санкт-Петербургской губернии. Анюта, как называли ее все без исключения друзья и знакомые, была румяной, светловолосой и высокой и походила скорее на чухонку с Охты, чем на барышню из аристократической фамилии. Да и повадки у нее оказались вовсе не дворянские. Она любила петь озорные частушки, а чуть-чуть выпив разведенного спирта, и вовсе могла загнуть что-нибудь в духе «кронштадтского братишки». Надо заметить, что некоторое время она проработала пишбарышней, так называли тогда машинисток в Центробалте, где, видимо, и набралась матросских словечек. Улыбаясь своими серыми, навыкате, большими глазами, она с ног до головы оглядела нашего героя и нахально подмигнула ему. Пантелеев был покорен с первой минуты. Познакомил их брат Анюты, тот самый заведующий санпропускником, который так помог Пантелееву в первые дни возвращения в родной город. Молодые зажили в свой комнатушке, а вскоре у них родилась дочь Евгения.

Все было бы хорошо, быт постепенно наладился, и жить стало веселей, но судьба Пантелеева сделала новый зигзаг. Впрочем, подобные зигзаги происходили в те времена с судьбами многих граждан молодой Страны Советов.

6

Летом двадцать пятого года Василий Пантелеев получил письмо от родного брата Левы, который, как выяснилось, обретался в городе Париже. Братец прислал весточку не обычным способом, а через нарочного, который, вручив письмо, остался у Пантелеевых обедать, очень мило шутил с Анютой и Василием и делал «козу» маленькой Жене. Гражданин этот, представившийся поручиком Ковалевским, сообщил, что он приехал в Совдепию нелегально, попросил приютить его на одну ночь. Кстати, парижский братец в письме настоятельно советовал оказывать его подателю всяческую помощь. Кроме того, брат сообщал, что в Париже он работает настройщиком музыкальных инструментов и живет сравнительно неплохо. Он рассказал о некоторых знакомых, поинтересовался, нет ли у Василия сведений о судьбе их сестры Ксении, и в заключение приглашал брата вместе с семьей в Париж.

– Откуда же он узнал мой адрес? – поинтересовался несколько удивленный Василий.