Иона Фомич ни жив ни мертв отправился в кухню, словно автомат, и принес водку, закуску и чай. Старики, не спрашивая разрешения, налили себе почти по полному стакану. Выпили, крякнули, закусили и принялись, отдуваясь, пить горячий чай. Они сопели, фыркали, а Иона отрешенно сидел рядом с ними. Он впал в прострацию.

Наконец чаепитие закончилось. Гости перевернули чашки вверх дном, поднялись и, не прощаясь, двинулись к выходу. На пороге Артемий обернулся и посмотрел в глаза Ионе.

– Мы больше не увидимся, однако. Прощевай, паря! – Дверь захлопнулась, и Иона остался стоять на пороге. Он был один дома, поскольку давным-давно приказал, что, как только приходят соплеменники, родные должны покинуть квартиру.

«Что же делать, – лихорадочно размышлял он, – что же делать? Выход только один: убить Пантелеева».

Жалко, конечно, Иону, но как он дошел до жизни такой – вот что занимательно. Что это за странная должность: охотник из рода Охотников? Кто такие эти ужасные старики, не дающие бедному Ванину покоя, и почему вдруг он принужден убить нашего главного героя Сергея Пантелеева, а именно о нем, как о предполагаемой жертве, и шла речь.

А началось все довольно давно, году этак в сорок седьмом… Ионе было в ту пору шестнадцать лет. Семья Ваниных проживала тогда в Югорске, отец только-только пришел из армии, был комиссован по здоровью. Здоровье у него действительно было неважнецкое. Дважды ранен, контужен… Тот день Иона помнит как сейчас. Стояло начало лета. «Пойдем на рыбалку, сынок», – предложил отец недели через две после своего возвращения. К рыбалке Иона особого пристрастия не питал, но с радостью согласился, надеясь, что на природе отец разговорится, расскажет о войне да и вообще малость повеселеет.

С вечера он накопал червей, проверил и приготовил удочки. На пруду в этот час было пустынно. День был будничный, и все горожане занимались своими обычными делами. Они обошли заводик, стоявший на берегу пруда, и двинулись по тропке, петляющей между склонившимися к воде березами, на противоположную оконечность, заросшую камышом, – наиболее уловистое место. Отец шагал молча и, казалось, о чем-то напряженно думал, а Иона откровенно радовался яркому, солнечному дню, тишине, отсутствию людей. Он шел позади отца и смахивал концом удочки головки одуванчиков.

Отец остановился, оглянулся, и странная усмешка появилась на его губах.

– Значит, головы рубишь, – не то спросил, не то констатировал он и снова зашагал вперед.

Иона не понял, к чему это он сказал, но щелкать хлыстом удочки по одуванчикам перестал.

Место, к которому они приближались, было давно и основательно освоено. Чтобы попасть туда, нужно пройти метров двадцать по неглубокой воде, держа удочки и вещи над головами. На дне хватало острых обломков камыша, поэтому нужно ставить ступни очень осторожно. Отец все так же двигался впереди, и Иона разглядывал на его спине, чуть повыше поясницы, огромный багровый шрам от осколка. Иона и раньше видел шрам, но только теперь осознал, насколько страшно было ранение. Кусок металла буквально разворотил спину.

Наконец они вышли на небольшой остров, почти сплошь заросший камышом. Лишь в середине имелась узкая прогалина, кончавшаяся тихой заводью. Здесь всегда отлично клевали крупные окуни, попадалась и более солидная рыба вроде сковородообразных лещей и темно-золотых карасей.

В молчании закинули удочки. Красные перья поплавков чуть заметно покачивались на воде, отбрасывая ломкие извилистые тени. На один из поплавков села и замерла изумрудная стрекоза. Поплавок отца дрогнул и резко ушел под воду. Рывок удочки – и вот уже на песке подскакивает жирный окунь. И снова тишина…

Клев пошел отменный. Иона залез по пояс в воду, стараясь забросить удочку подальше. Рыбья мелочь щипала за ноги, и было весело и щекотно. У отца, хотя он и стоял на берегу, почему-то клевало чаще. Азарт захватил парнишку, ему очень хотелось перегнать отца по улову, поэтому он не сразу понял, что тот его окликает.

– Иона! – вновь позвал отец.

– А?

– Ты знаешь, кто мы по нации?

Вопрос был настолько неожиданным, что парень обернулся и удивленно уставился на отца. Тот смотрел на него, ожидая ответа.

– Русские, – не особенно задумываясь, сказал Иона.

– Нет, мы – вогулы, манси по-нынешнему. Иона пожал плечами.

– Мы – русские, – сказал он убежденно. – Кто такие эти вогулы? Я не знаю. Мне кажется, вогулы – это те же самые русские, только они в незапамятные времена ушли в тайгу и обособились… Ведь мы с тобой говорим по-русски, никакого вогульского языка я не знаю…

– Это ты не знаешь, а я знаю… – Отец, казалось, начинал сердиться.

– Ну пусть вогулы, – примирительно сказал Иона, – я ведь не возражаю.

– А тебе и возражать не положено. Возражать может тот, кто имеет что возразить. А ты и возразить-то ничего не можешь. Наши предки завоевывали Европу, Рим, когда еще и русских в помине не было. Слыхал про Атиллу?

– Что-то такое проходили, – неуверенно произнес Иона.

– Проходили… Ни хрена ты в школе не учишь, а еще среднее образование получить хочешь.

– Если Рим завоевали, то как здесь оказались? Остались бы в Италии. Там тепло, виноград растет…

– У каждого своя родина, – задумчиво произнес отец, – я вон тоже до Вены дотопал, а там не остался.

– То сейчас, а то тогда…

Отец уставился на воду, совсем не замечая, что у него клюет. Наконец он подсек, но рыба сорвалась.

– Я – вогул из племени пор, – сказал вдруг отец, – жена моя, твоя мать, действительно русская. Но я – вогул. И ты – вогул! – Он замолчал, что-то обдумывая. Иона ждал продолжения.

– И не простой вогул, – медленно, через силу сказал отец.

– А какой?

– Охотник из рода Охотников.

– Так манси – все охотники.

– Не простой охотник…

Отец остановился и, видимо, подбирал подходящие слова.

– Я – последний из Охотников на Консыг-Ойка.

– На кого?! – вытаращился Иона.

– На оборотней то есть.

Иона во все глаза смотрел на отца, не зная, что и подумать. Обычно отец не шутил, тем более не рассказывал небылицы.

– Поверить, конечно, мудрено, – тихо сказал отец, – но нам давно пришло время поговорить. Чувствую, не жилец я. Долго не протяну. Значит, остаешься ты. А когда придут старики, ты должен быть готов.

Речь отца стала похожа на бред, и Иона испугался, что с ним сейчас случится припадок. Один раз такое уже было, к счастью, дома. Отец упал на пол и хрипел в беспамятстве, изо рта у него шла пена. Он не скоро пришел в себя, а отлежавшись, объяснил, что припадок – последствие контузии.

– Не бойся, – сумрачно сказал отец, прочитав страх в глазах сына. – Со мной все в порядке. Слушай дальше. Время от времени в кого-нибудь из вогулов вселяется менкв. Дух то есть… Тогда тот, в кого вселился дух, становится вроде как медведем, убивает всех без разбору. Бродит по лесам, словно зверь, и убивает… С ним никто не может справиться, кроме человека из рода Охотников. Только Охотник может убить оборотня… А если его не убить, он так и будет бродить по земле, сея смерть. – Отец сплюнул на воду и посмотрел на Иону. – Я последний Охотник, а теперь, после моей… – он не договорил, зажмурился, словно ослепленный светом, – а теперь – ты.

– А ты убивал оборотня? – неожиданно для себя спросил Иона.

– Я нет. Бог миловал.

– Так, может, их и не существует вовсе? Все это сказки? Вымысел? Обман темных трудящихся?

– Нет, не обман. Мой отец убивал… Он рассказывал. Отец мне часто рассказывал… Готовил… Но меня бог миловал… Может, и тебя милует. Оборотень появляется редко, а теперь тем более. Но все может быть. Далеко отсюда, на непроходимых болотах на острове, находится алтарь верховного бога Нуми-Торума. Отец водил меня туда. Раньше в тех местах жили люди племени пор, потом, опасаясь менквов, они откочевали оттуда. Казалось, все будет спокойно. Но нет. Неподалеку от острова поселились кержаки. Есть такая русская вера. Они всегда были не в ладах с царем, селились наособицу. Хоронились. Так случилось, что кто-то из них наткнулся на алтарь Нуми-Торума. И снова появились оборотни…